В Белерианд опять пришла зима,
И белой скатертью Эстолад дремлет...
Молчу я средь руин чертогов древних,
Мне негде слов для песни занимать.

И снегом заметет мои следы,
Но кровь на нем - багровыми рубцами,
О, Эндор, всесжигающее пламя!
О, Эндор, непокорная земля!

Хранитель Архивов находилась в состоянии задумчивом и очень для себя необычном. Во-первых, она не писала, чем повергала в смятение немногих своих "вассалов", и письменный стол у окна оставался пустым - сейчас она заняла кресло неподалеку... с иглой, нитками и государевым знаменем на коленях. Архивисты, зная ее скептическое и слегка насмешливое отношение к Гил-Галаду, только диву давались.
А еще Умариэ пела. То есть, мурлыкала под нос, изредка возвышая голос, и песни ее тоже не имели ничего общего с простенькими колыбельными, или песнями местных рыбаков, которые она напевала обычно.
И взгляд ее все чаще обращался внутрь себя, через пространство ее мыслей к дому и полосе полированного тиса в углу. Вощеного, лоснящегося, матово блестящего дерева, просящегося в руки.
Ах...
Нолдэ укололась иглой и некоторое время сидела, наблюдая, как набухает алая бусинка на подушечке пальца.

Мой государь, весна твоя прошла,
Мы, лето отвергая, воевали,
И осень наша тоже миновала...
В Белерианд опять пришла зима.

Тоска, пребывавшая с ней всегда, стала особенно мучительной, и неизвестно, что было тому виной - резкий ли ветер с моря, серое ли небо, или просто печаль по отложенному оружию.
Очнувшись, Тириэль сердито нахмурилась и сунула палец в рот, тут же попросив принести ей наперсток. Золотая нить размеренно поблескивала на лазурной ткани, тянулась за иглой, усыпляла - вот восстановлен звездный узор, подпорченный падением с башни, вот крепко пришиты срезанные петли. Одна из дев Архива, сопровождаемая тихим шелестом ее платья, зажигает светильники - пока не слишком нужные, но делающие помещение куда уютнее, они заливают все теплым сиянием.
Благородная Умариэ не любит темноты.
Даже если это полутень.
Подозвав деву со светильниками, нолдэ шепнула ей на ухо пару фраз. Фалмарэ загадочно улыбнулась - спустя всего-то десяток вздохов ее можно было видеть уже на крыльце, серьезно дающей наставления юноше с конем.
У юноши было аккуратно свернутое и стянутое тремя серебряными шнурами знамя короля. И еще у него была... баночка земляничного варенья на золотом клеверном меду, пахнущего даже сквозь вощеную бумагу, которой была запечатана. И приложенная к ней записка, в которой на самом официальном и самом книжном квенья было изложено обращение к королю Гил-Галаду с просьбой отвлечься от горечи государственных дел и вкусить мирской сладости, предпочтительно с мятным чаем.
Умариэ посмеялась в рукав и села за свои рукописи, привычным жестом обмакивая кисть в чернильницу.
- ...и тропы, ведущие к городу,заросли болиголовом и пряными травами, дабы не просто скрыть их от взгляда врага и Врага, но и отбить нюх волкам и оркам...

- О, разумеется, "что-то происходило", - с улыбкой отвечала Умариэ названному брату, - там, где я, всегда что-то происходит. Мне уже даже неудобно как-то. Мы там... немножко постреляли.
Отложив в сторону рукопись, она воткнула кисть для письма за ухо, посадив на пальцы привычное чернильное пятно, и встала из-за стола, чтобы объятием поприветствовать Галдора. Тот был мрачен: состояние, для него прямо-таки необычное.
- Что за чушь ты несешь ближе к вечеру? Конечно, не побеспокоишь. Хочешь мятного чаю с вареньем? - вспомнив заветную баночку, Тириэль рассмеялась - и все еще смеялась, отсылая деву Линвен за вкусностями. Стоило ли дожидаться ответа?
В конце концов, немногие друзья знали ее именно такой.
-  Слышал государь сегодня посетил плац. И Кирдан там был... не знаешь почему? Из-за тренировок?
- Я думаю, что пресветлый Гил-Галад, - сказала Тириэль, по привычке избегая слова "государь", - посетил плац из желания проследить за ходом тренировок. Там был Дунедхил, по обыкновению серьезный и занудный, как три Мудрых с Эрессэа, если отнять у них всю радость жизни. А Мастер позже пришел, и мне показалось, что он был чем-то встревожен.
Со вздохом перебирая стопку бумаги на столе, нолдэ пожала плечами:
- Ему вообще хорошо бы чаще выходить, кажется, то ли его видения замучали, а то ли просто дела. Но кто ж меня послушает. Разучились квенди дела делать естественным образом, что ли? Нет, надо на надрыве и на пределе, чтобы... Ты Эрейниона видел? У него руки холодные, а на лице написано "Как же вы все мне надоели, дайте мне поспать, наконец". Смотреть больно.
Тут принесли чай и невысокие чашки из золотистой глины, и, открывая горшочек с вареньем, архивариус подвинула названному брату тарелку с пирожками:
- Ешь вот, сам, должно быть, с утра голодный, я тебя знаю. Они, правда, тоже утренние... Да ты что такой мрачный? Из-за того, что Нассмарта вместо тебя послали? - хорошо зная своего дорогого друга Галдора, рыжая не испытала трудностей, догадываясь о причинах его дурного настроения, - Ну и пусть ездит. Я думаю, для тебя что-то другое припасли. А пока наслаждайся возможностью отдохнуть.

- Слава Вайрэ, что не нам с тобой! - с явным облегчением отмахнулась Тириэль, - однако же, так и надорваться недолго.
С удовольствием грея руки о чашку, она слушала Галдора и сдержанно улыбалась, щурясь на золотистые светильники. Вот так, пожалуй, было хорошо - особенно, когда друг от своего дурного настроения по-телерийски просто отмахнулся. И правильно сделал.
- Так ты с Эрейнионом стреляла? Неужели он взял в руки лук?
- Айа, любопытные фалмари, - Умариэ рассмеялась, - как же вы любите новости, благородный посланник Линдона... Ну взял, да.
Нолдэ с удовольствием надкусила пирожок ("вот балрог, этот с рыбой!") и устроилась в кресле поудобнее:
- Я бы не сказала, что с охотой, впрочем. Лук - не его оружие, это издалека видно, и он этого никогда не отрицал. ну, ты знаешь. Однако, я успела нахамить им с Дунедхилом. Со знаменем, правда, нехорошо вышло. Я смотрю краем глаза - ну вымпел, ну синий, тут этих синих тряпок... А как повернулась, как пригляделась - твоего Моргота! Королевское знамя! И смех, и слезы. Главное, Гил-Галад и бровью не повел.
В последней фразе послышалось даже некое восхищение, правда, невозможно было судить, не было ли это обманом слуха.
- В общем, одну петлю срезала я стрелой, вторую - он. Дунедхил с честью выпутался, снял наконечник со стрелы. Знамя я починила, даже узор поправила, вот только что отослала... и банку варенья в качестве извинений, может, ему понравится. Или пусть советников своих накормит, больно рожи у них кислые!
Пустив эту последнюю ядовитую шпильку, Тириэль вдруг вспомнила о другом вопросе Галдора.
- А, да. И на совет он меня позвал. Записывать. Сам. Хм. Я ради такого дела даже комментировать не буду, - разумеется, архивариус не девочка двадцатилетняя, и так знала, что стоит и чего не стоит делать на королевском совете. Но обойтись без шуток на эту тему не смогла все равно. Разумеется, она будет серьезна и занята своим делом, когда все начнется. Именно поэтому она посмеется сейчас.
- А ты будешь там?

- Представляю что скажет Эрейнион. - сказал задумчиво названый брат, а Тириэль в ответ шевельнула медно-рыжими бровями:
- А вот я не представляю, в нем неожиданно обнаружилось чувство юмора. Может, посмеется, я была бы рада, если честно.
- Я не помню чтобы в качестве извинений ещё ему присылали варенье.
- Значит, я буду такая одна, - с истинно нолдорской самоуверенной улыбкой ответствовала архивариус, - и это хорошо. И да, мое самое вкусное, а ты ешь, ешь... Кирдан, мне кажется, позовет тебя в любом случае, ты, конечно, не генерал, но зато у тебя голова на плечах есть. И когда их, вояк, заносит, порой Кирдана не хватает на всю нолдорскую любовь к хорошей драке. Хотя эх... разве это любовь? Вот в Белерианде...
Рыжая хмуро умолкла, потом передернула плечами:
- Не возьмут они с меня пример. Они приличные все нынче, благоговеющие, ровно ваньяр какие. Так что не будет мне вечернего вышивания, - Умариэ потянулась за пергаментом и кистью, - кстати, ты так и не рассказал мне, где был в последний раз.

- Скучаю ли я по дракам...
Умариэ некоторое время разглядывала собственные ногти, потом встала, с трудом подавляя порыв зашагать по комнате от стены до стены:
- Я, кроме света Валимара и покоя здесь, помню только грязь и кровь в Белерианде. Я не помню пиров Нарготронда - в это время мы защищали границы. Я не помню величия Финдекано, зато я помню курган тот самый из голов, я его видела, знаешь? И даже некоторые лица узнала. Я не помню изящества Менегрота, мы его прошли по колено в крови... Но знаешь, что? - она повернулась и наклонилась, заглядывая в глаза Галдору. И в глазах ее - можно было поклясться - багровели отблески пожаров, - Я скучаю по дракам, да. Не потому, что я так люблю их, а потому что некоторые вещи надо выжигать, вычищать и втаптывать пепел в землю. Врага, к примеру.
Пламя погасло. Тириэль выдохнула и виновато улыбнулась.
- Прости. Я все время забываю, что я всего лишь тихий книжник в этом прекрасном месте. И, Вайрэ свидетель мне, это к лучшему. Расскажи мне об Имладрисе? Я там никогда не была. Красиво там?
Она устроилась на подоконнике, прислонившись виском к цветному стеклу - словно только подросшая девушка, еще не вышедшая из возраста, когда интереснее гонять оленей по холмам, чем красоваться перед юношами.
- Я пригласила его в гости, - задумчиво сказала нолдэ, - он, конечно, не приедет, но это было забавно. 

- Никто не любит драки, Тириэль.
- Некоторые только оправдываются этим, - нолдэ пожала плечами, печально глядя на Галдора, - не обижайся, пожалуйста. Я совсем не хотела ни напугать, ни огорчить тебя. Ты один из тех, без кого мне не было бы света.
Она нечасто говорила такие вещи, так что даже для себя самой это звучало непривычно.
- Я скучаю по Нуменору, - Умариэ покачала головой, - Арменэлос похож на Тирион, помнишь, я говорила? Я скучаю по дням его славы, так страшно, что все проходит в этом мире, и так иногда хорошо - если проходит что-то плохое... Но боюсь, это не тот случай. Боюсь, все кончится плохо. А что до Врага... о, да. Осторожными, - с отвращением произнеся это слово Умариэ пожала плечами.
Приблизившись, она обняла Галдора, как любящая сестра и еще раз попросила прощения. А потом вдруг сказала:
- Хочешь, я тебе песенку спою? Я вчера пока писала комментарии к "Лэйтиан", она ко мне пришла.

Отредактировано Умариэ (2010-10-14 17:17:49)

Я роняю голову на руки,
Мне осталась лишь боль незабвения,
Мастер, что в твоих песнях старых
Разбудило во мне смирение?
...Разбудило во мне смирение...

Она начала без предупреждения, пока руки разливали по чашкам остатки чая, а в окнах гасло закатное сияние. Без лютни или арфы, ибо посылать за ними не хотелось, да и что уж там, голос сам по себе неплохой инструмент.

Морем пахнущий ветер с Запада
В моем доме и ветер северный,
Запах воска и пыль с пергамента,
Переплетов резное дерево.

Ни одно из окон не глядит в рассвет,
Не люблю я с Востока золото,
В доме странников и хозяев нет,
Как вина в моей чаше расколотой.

Закат медленно угасал в цветных витражах и, казалось, только звучащий к комнате голос поддерживает остатки сияния. Умариэ смотрела на Галдора и отчего-то растерянно улыбалась.

Но я буду петь,
Я буду петь Нарготронд и Митрим,
И медовые травы Хранимых лесов.
Но я буду петь
Хисиломэ первый туманный рассвет
После проклятой ночи нетающих льдов.
Но я буду петь
Мой дом под водой.

Я всего лишь хранитель памяти,
Та, что прячет вину меж строчками,
По страницам старинной хроники
Каждой тенгвой душа источена.

И навеки застыв над книгами,
Мне гореть негасимым пламенем,
Даже в летописях Дор Линдион
Вспоминать о лазурном знамени...

Чашка со звоном упала на пол и разбилась в конце куплета. Нолдэ не допела, вздрогнула. наклоняясь за осколками:
- Не к добру это... И я другую вообще-то хотела спеть. Что за наваждение? Галдор, тебе со мной не скучно?

Отредактировано Умариэ (2010-10-14 18:32:25)