Даэнен ценила красоту во всех её даже самых неожиданных проявлениях, но сейчас, прогуливаясь по дивным садам светлых братьев, она не могла отрешиться от печали, поселившейся в сердце. В который раз её встретили недоверчивые взгляды и вежливые, но такие холодные слова приветствия. О нет, её не прогнали прочь и были обходительны, да только лед в светлых глаза колол почище вражеских клинков.
Авари покинула стены белого города и углубилась поглубже в объятия цветов и деревьев, где птицы чужими голосами пели о родном и неизменном небе и радости полета, восхваляя создателя. Там, в прозрачной тени, женщина уселась прямо на траву, подстелив свой ставший бледно-серым плащ и скинув с ног сапоги. Здесь было тепло, так что и куртку она сняла, положив рядом с собой.
Золотые глаза обратили свой взор вверх, к звездам далеким и ясным, светящим над неродной землей. Даэнен попыталась разыскать родные ночные огни, что в своём вечном странствии кочевали по небосводу, да только не нашла ни единой. Опечалившись совсем, покинутая и такая одинокая в этот ночной час дева Востока, сорвала продолговатую травинку и приложила её к губам.
Странная мелодия разлилась по саду, вторя голосам птиц. Резкие звуки удивительным образом сплетались к протяжную и печальную песню, сливающуюся в шелестом ветра в листве деревьев и стрекотом ночных насекомых. Травинка пела о доме, давно покинутом по велению сердца и судьбы, об отце и матери, братьях и сестрах, друзьях и родных – всех тех, кто остался позади, за снежными хребтами, словно бы отделяющими один мир от другого. Даэнен закрыла глаза, пробуждая в памяти картины родных лесов.
Там властвовали первородные тени, там воздух был напоен запахом древних трав, а птицы пели особенно чисто, восхваляя вольное небо, не знавшее солнца и луны. Как наяву, слышала она сейчас голос Вод Пробуждения, поющий о старых и давно забытых временах, и вторил ему хор голосом авари, отринувшими предлагаемый некогда свет ради иной судьбы. И всё это, каждый звук, каждый запах и ощущение, вливала бард в свою протяжную мелодию, звучавшую как стрекот крыльев стрекозы.
И мир Запада начал таять, уступая ярким и таким живым воспоминаниям о родимом востоке, таком далеком, но навсегда оставшимся в сердце одинокой авари.

Чей-то шаг потревожил песню, заставив по привычке насторожиться. Привычка, привитая с ранних лет ещё в родных и не самых безопасных лесах, не изживала себя даже в заповедных землях эльфов запада.
Раздался чей-то певучий голос, и Даэнен обратила взгляд на пришедшего. Говорят, что эльфы по стати своей сравни королям, но этот мужчина возвышался над всеми виденными ранее братьями. Его длинные черные волосы спускались вороными волнами, а серые глаза смотрели прямо и хмуро. Казалось, что он давно уже не улыбался и не смеялся, настолько серьезным выглядел его благородный лик. И даже голос его звучал как сталь клинка, а не как струна лютни. Перед ней стоял воин, венценосный воин…
- Приветствую тебя, сын Запада, - не привыкшая к обычаям местных авари поклонилась, но осталась сидеть на плаще, тепло смотря на незнакомца внизу вверх. Она не знала кто перед ней, потому обращалась к эльфу как к равному. – Моё имя Даэнен, могу ли я узнать, как мне называть тебя?
За годы, нет, века странствий бард усвоила много уроков, и далеко не все из их были добрыми. Но её мягкость и доброжелательность остались неподвластны испытаниям судьбы. Всегда она была рада видеть новые лица и слышать новые голоса, и совеем не важно, что за кровь текла по твоим жилам. Если Создатель привел тебя к огню авари, то значит на то была его воля, а с ним первые дети не спорили.
- Ты спешишь? Присядь со мной, что-то вид у тебя больно хмурый. Птицы здесь поют отменно, а воздух напоен дивными ароматами, лучшего места для отдыха от невзгод мира и не найти, - дева подвинулась, приглашая занять место рядом с ней на расстеленном плаще.

- О, тогда прошу простить мне мою неучтивость, государь, - Даэнен снова поклонилась, хотя и не спешила подняться на ноги. Дерзость? Несомненно, но будучи женщиной и странницей, ей было простительно сидеть, когда мужчина стоит, даже если он государь. Да и взгляд короля заставил невольно улыбнуться, уж больно по-отечески смотрел он на неё… - Я ещё плохо разбираюсь в обычаях Западных братьев. И я тоже рада нашему знакомству.
«Вне зависимости от крови, текущей в твоём теле», - было написано в золотых глазах, обращенных к правителю.
И это действительно было так. Все венцы их выглядели одинаково богато для авари, а королевские гербы могли носить не только короли, но и их вернейшие из подданных или родственники. Да и что зря кривить душой, пышность и холодность местных обычаев, разделявших единый народ на куски обязательностью выполнения, были и по сей день неприятны вольной дочери Востока. В них не было воли и тепла, только стены из пышных слов и изящных поклонов, скрывающих глаза. Попахивало фальшью.
От чуткого взора не укрылся интерес в глазах Эрейниона, как и все прочие, воспринимал он Даэнен как некую диковинку, необычную и потому пробуждающую любопытство. Но дева была не в обиде, будучи бардом она привыкла к подобным взглядам.
- Всё так, венценосный, - кивнула она в ответ, снова обращая память к родным землям. – Мой дом стоит в лесах, подле великого Куивиэнен, где правит король-маг Ту. Глаза мои видели отражения первых звезд в зеркалах этих вод, а уши мои слышали как птицы пели песни изначальных времен. Но я уже давно покинула не только родные леса авари, но Восток, перебравшись через горы. С тех пор и брожу неприкаянной тенью по этим землям.
Женщина усмехнулась, склонив голову на бок и бросив хитрый взгляд на стоящего перед ней. Тени на его лике не нравились авари, уж больно тяжело на сердце было от такого вида.
- Но что тревожит вас, владыка? Тени в ваших глазах уж больно мрачные, что случилось в ваших владениях? Я слышала много историй в землях людей, быть может смогу помочь вам рассказом, или же просто послушаю, что гнетет вас.
Даэнен не привыкла хитрить без особой нужды, она любила говорить прямо, не тая ничего с паутине слов. Её желание помочь было искренним, и от того таким чужим и непонятным для собратьев Запада, живущим по иным законам. Но был ли это повод предавать свою природу в угоду местным жителям? Время покажет.

Улыбка на губах чуть померкла, когда Даэнен снова увидела перед собой подозрения и скрытность. Нельзя было сказать, что ей не доверяли, скорее просто вежливо и молчаливо просили не лезть не в своё дело, таков уж был нрав местных жителей.
Устроившись поудобнее, авари посмотрела на своего слушателя и чуть склонила голову на бок, припоминая те далекие дни, когда чужие земли позвали её в путь. Как же давно это было, сколько воды утекло с тех пор…
- Я слышала, что короли западных братьев встречают всех стоя, но не думала, что и истории бродяг они слушают «на ногах», – усмехнулась дева, но предпочла не испытывать судьбу понапрасну. – Но как вам будет угодно, владыка. Я родилась ещё до того, как Первый Восход осветил этот мир, но задолго до этого мой взор всё чаще и чаще обращался к неведомым мне просторам за пределами родных лесов. Ещё моя мать назвала меня… - тут рассказчица запнулась, поймав себя на чужеродности и непонятности родного языка для нолдо. – Полагаю, на синдарине моё имя будет звучать как Эльфелет, «Падающая Звезда». Мне было предначертано покинуть земли, раскинувшиеся подле  Куивинен, слишком любознательной я была. И с первыми лучами Солнца всё было решено, вскоре я ушла от родных и друзей и пустилась в странствия, представляясь бардом и собирая мифы и легенды тогда ещё молодых и разрозненных племен людей. И не могу сказать, что мне противен мой выбор, я узнала и поняла сердец многое из того, что недоступно моим оседлым собратьям. Много лет я странствовала на востоке, не пересекая отрезавший два мира Хребет, но, в конце концов, можно сказать, что Запад позвал меня, - бард задумчиво посмотрела куда-то вверх, словно бы припоминая как же это случилось. – В дороге я познакомилась с гномами, какое-то время жила у них, а недавно попыталась счастье среди твоего народа, король. Вот так, зов приключений и знаний, созвучный с желаниями моего сердца, позвали меня в дорогу, длинною в целую жизнь.
Авари закончила рассказа, обратив золотые глаза на владыку этих земель и ожидая что же будет дальше.

Даэнен посмотрела в ту же сторону, что и владыка. Покидать нагретое место не хотелось, но и сидеть подле такого неприлично вежливого мужчины было неуютно.
- Хммм… - задумчиво протянула авари, раздумывая над последним предложением собеседника. Наконец, она поднялась с земли, закинула на плечи сапоги и плащ, и согласно кивнула. – Думаю, там будет удобнее.
«По крайней мере вам, владыка» - мысленно добавила дева Запада.
Они прошли в изящную плетеную беседку, специально возведенную для долгих бесед. Даэнен никогда не понимала этого, зачем приходить в сад, если ты не желаешь окунуться в объятия природы? Если все, что тебе нужно – это сменить одну крышу над головой на другую… Но со своими мыслями она предпочитала ни к кому не лезть, благо уже была научена горьким опытом упрямства эльфов.
Король вежливо пропустил свою гостью вперед, и дочь далекой земли первая вошла в беседку. Под босыми ногами пол беседки казался теплым и таким гладким, он ласкал кожу ступней, но не мог сравниться мягкостью с ковром из трав и цветов. Но авари так любила гулять босой, что не стала снова надевать на ноги свои сапоги. Она спокойно уселась на скамью, ожидая пока король тоже займет своё место. Почему-то эльфа не сомневалась, Эрейнион сядет напротив, возведя между ними незримую, но явственно ощутимую стену.
- Итак, на чем мы остановились, - первой нарушила тишину авари. – Вы спросили как мне живется среди вашего народа… Не буду прятать за стеной красивых слов правду, мне среди них не живется, - тень печали промелькнула в золотых глазах, но Даэнен быстро прогнала её прочь, улыбкой, заигравшей на губах. – Здесь все не так, как на моей родине, и живущие по законам этого мира собратья относятся подозрительно ко всему, что прибывает с Востока. Но не могу судить их за это, слишком много зла пришло оттуда. Владыка, я летописец и бард, моё дело писать – писать историю, которую я вижу. Боюсь, что как раз на истории ваш народ несколько… скуп, я бы сказала.
Авари говорила совершенно честно, не прибегая к «дипломатической лжи», ей казалось, что честность будет оценена много выше. Король был воином, это чувствовалось в каждом его движение, читалось в пронзительном взгляде, а кому как не привыкшим к простому и честному мечу знать цену правдивым словам, лишенным всяких «украшений».

Даэнен тихо усмехнулась, её золотые глаза озорно блеснули, значит, король умеет смеяться, пусть и несколько… неумело, на вкус авари. Не хватает звона радостного его смеху, словно бы груз ответственности сдавливает горло и грудь, но это лучше хмурых дум, с которыми этот мужчина пришел в сад.
- Вот как раз о Амане я слышала более чем достаточно, мне иногда кажется, что я своими глазами видела этот дивный край, так много историй поведал ваш народ. И о подвигах ратных я наслышана, как и ужасах, сокрытых в веках. Но никто не смог мне ответить, какой любимый цвет был у Феанора. Или же любимый танец Мелиан… Все истории, что я слышала оставляли своих героев безликими, словно и не жили они, но лишь свершали подвиги – плохие или хорошие. Вот вы, владыка, какой цвет любите? Какой ваш любимый музыкальный инструмент или песня? Мы так много времени посвящаем великим деяниям, что совсем забываем о тех, кто свершает их. Чем жили они и чем дышали, о чем мечтали, что сделало их теми, о ком мы и по сей день поем песни? Вот об этом не рассказывают ни певцы, ни историки, особенно чужестранцам.
Дева Востока опустила глаза, вспоминая прошлое. Как же отличны были здешние эльфы от её сородичей… цветам они предпочитали мечи, песням о звездах – героические оды, танцам в лунном свете – охоту. Такие разные, эти два народа были похожи внешне, но совершенно отличны внутри. Неужели свет Амана так изменил их? Если да, то нужен ли он ей? Вопрос без ответов.
Даэнен подняла золотые глаза на короля и улыбнулась, словно бы ища что-то в его очах, возможно те самые ответы на вопросы, укравшие её спокойный сон.

Тонкая белесая бровь изогнулась, слушая речи короля. Дети Запада, так ценившие чужой, не их свет, не умели ценить красоту природной тени, дарованного не валар, но самим Эру Великим. Так и в самих себе видели только героев, но замечая эльфов… великие дела, за которыми не видно души, великие творения, за которыми не разглядеть мечту. Это как видеть только цель, не замечая дороги, по которой ты идешь к ней, для авари это равносильно слепоте.
- Вот видите, владыка, - голос её был тих, он вплетался в легкий ветерок, сливаясь с приглушенным пением птиц, но в тоже время звучал четко и ясно, не утопая в море иных звуков, - вы так рассказывали и подвигах, но ваши собственные желания крепкими цепями прикованы к тому, что определяет вас – гербу и цветам дома. Я слышала много легенд о прошлом, и очень печально, что от королей остается только список их деяний, но уже никто не может вспомнить как он улыбался. Остается герб и корона, но не живой человек или эльф, и это печально.
Даэнен тихо присвистнула, и птичка, на которую смотрел король, послушно слетала с ветки и села деве на плечо, начав тихо что-то напевать. Птаха чирикнула, авари ответила ей ещё одним свистом, после чего пернатый певец начал петь, выводя удивительные рулады.
- Среди авари тоже есть герои и… полагаю из можно назвать королями, хотя я бы нарекла их вождями. И у нас есть свои сказания и легенды, но ничто не ценим мы так высоко, как саму суть героев, то, что сделало их такими. Полагаю, это в нашей природе, ценить не данное, но заложенное изначально, уважать не блеск свершенного, но пройденный перед этим путь. Что толку в великом подвиге, если за него заплатили кровью невинных? Мы очень ценим жизнь, - Даэнен поднесла ладонь к плечу, и пернатый певец послушно перебрался на её тонкие пальцы. – И она платит нам взаимностью, - с мягкой улыбкой она протянула руку к королю. Птица поколебалась, но начала шаг за шагом двигаться к мужчине, но делала она это так опасливо, словно бы боялась реакции мужчины.